Автор: swet lana
Жанр: фэнтези, романтика
Рейтинг: R
Статус: закончен
Размер: крупный мини
Аннотация: Кто-то встречает свою судьбу в магическом круге, кто-то – в храме, кто-то - на представлении цирка, а кто-то – и на базаре… на крыше навеса…
Предупреждение: мир «Сказаний Дома Теневого Пламени» автора MarLen-Mor, упоминание персонажей данного цикла.
* * *
Войдя в посольство, Лил, не откладывая в долгий ящик, тут же взлетел на второй этаж по огромной лестнице черного мрамора читать дальше (хариды, верные своему любимому цвету, строя себе дворец и в далёкой стране, выдержали его в приглушённых серо-чёрных тонах). Толкнув дверь чёрного дерева, инкрустированную золотом (кто бы сомневался, что здание, отделку которого лично инспектировал Золотко, не будет им нашпиговано!) он оказался в личных покоях Фариса. Тот, отходя от окна, приветственно раскинул руки:
- Где ты пропадал, сэннú*? Я уже начал беспокоиться! - подойдя, он положил ладони на плечи парня и заглянул ему в глаза. – Что-то случилось? – проницательности мужчине было не занимать.
- Фарис, ты меньше со мной носился, когда я был мальчишкой! – смутился Лил. Тот в ответ хохотнул:
- Просто я не знал, что это такое: быть отцом. А как стал им, так и к тебе отношение поменялось. Сам иногда понимаю, что заносит, а остановиться не могу, квохчу, как наседка, – ещё один смешок. - Ты уж потерпи: может, переболею, - внимательный взгляд на парня. – Так что там у тебя случилось? Выкладывай!
И Лилту, всегда безмерно доверявший своему названому отцу, рассказал всё…
…А вечером, вновь вызванный в тот же кабинет, читал, сидя в глубоком кресле чёрной (само собой!) кожи сухие строки оперативно собранной по приказу господина посланника информации: «Намисс Ис'схатши, род Изумрудного Змея, наг, 96 лет.
Место проживания: Лирия, Таншшу-Асс, Наэш.
Седьмой сын Ушхасса Ис’сатши из рода Изумрудных и Иссхат Аш’шаас из рода Золотых.
Род занятий: не готовился, т.к. с рождения отец определил ему удел младшего супруга.
Склонности: прогнозирование и аналитика в экономической сфере.
Мать вступила в брак по любви. До сих пор предана мужу беззаветно. Покорна. Полностью зависима от воли супруга. Отец же вступил в брак по расчёту, желая за счёт клановых связей Иссхат продвинуться из торговцев средней руки в дипломаты. Из-за отсутствия качеств, необходимых на данном поприще, замысел сделать карьеру дипломата провалился. В предназначении рода Изумрудных Змеев - экономической сфере – тоже не преуспел по причине патологической лени и непомерно завышенной самооценки. В данный момент семья существует, в основном, на приданое жены (две жилы камней силы, выработанные на сегодняшний день на 87%)
Сыновья воспитаны в традициях полного подчинения воле отца. Пятеро состоят в браках».
… А следующим утром в харидское посольство из Дворца Правителей принесли приглашение на приём в честь приезда бабушки соправителя Тримона Сайшеса Герриона - Лисси Аш’шаас.
* * *
На приём Лил, как и вся свита посланника далёкого Харидана, явился в строгом чёрном наряде, с платком, скрывающим лицо. Но даже в платке Нами сразу его узнал. И прикипел глазами к тёмным глазам… К сожалению, длилось это недолго, потому что нужно было находиться при тёте Лисси, а к ней постоянно кто-то подходил, чтобы поприветствовать и выразить своё почтение, и эти кто-то самым бессовестным образом закрывали спинами того единственного, ради которого терпеливо перенёс изощрённую пытку под названием «Праздничная причёска нага на выданье», тщательно выбирал тунику и украшения, к которым был абсолютно равнодушен, что так редко среди нагов. Безусловно, шикарнее всего на нём смотрелся гарнитур из крупных зеленовато-синих сапфиров, два дня назад подаренный женихом, и традиция требовала, чтобы юноша надел именно его, но душа не лежала, а сердце – противилось. И, наверное, впервые в своей жизни проявив непослушание, Намисс всё же надел скромный, но дорогой сердцу подарок мамы на девяностолетие: изумрудные браслет и кулон на тоненькой цепочке.
И сейчас, на приёме, он – невысокий, стройный, с тонкой талией, подчёркнутой золотым витым шнурком; изящной линией длинной шеи, выверенно приоткрытой затейливой причёской; хрупкими ключицами, обозначенными едва заметной нитью цепочки; смущённым, а оттого ставшим ещё прелестнее личиком – притягивал к себе множество взглядов: доброжелательных, любопытных, восхищённых, похотливых… И лишь единственный взгляд не подходил ни под одно из этих определений. Взгляд этот, казалось, мягко гладил по щеке, даря несбыточную надежду на счастье. И юный наг, чувствуя его, ещё больше алел щеками, сиял глазами из-под длинных густых ресниц и пытался удержаться от счастливой улыбки, так и просящейся на лицо.
Эта странность поведения юноши не укрылась от Гаденшéсса, крупного зрелого нага с красивым лицом, которое, однако, портили обрюзглость и презрительное выражение - то, что, по его мнению, лучше всего подходило такому важному чину, как старший сортировщик дипломатической корреспонденции. Вот уж на ком было вдоволь украшений! Большие серьги в виде дутых колец, массивное колье до пупка, лежавшее почти горизонтально на животе, по-видимому, давно забывшем, что такое пресс; широкие литые браслеты в виде змей на обоих плечах, браслеты поменьше, с каменьями – на запястьях, кольца и перстни на всех сосископодобных пальцах и даже на кончике хвоста.
И эта груда золота внимательно и подозрительно следила за своим женихом весь вечер, а когда начались танцы и был объявлен парный медленный, тут же приблизился к Намиссу. Тот покорно двинулся за господином старшим сортировщиком в круг, крепко схваченный за руку.
Заиграла музыка. Пары начали медленно плавно двигаться. Гаденшéсс близко притянул, почти вмял в себя мальчишку, положил вторую руку вместо талии на ягодицу, непристойно сжимая её время от времени своими мерзкими сосисками. Носом он при этом закопался в причёску юного нага, нашёптывая тому на ухо что-то, судя по виду Нами, неприятное и неприличное.
Фарис в это время разговаривал, стоя спиной к танцующим, с Лисси, которую хорошо знал и безмерно уважал за недюжинный ум, здравомыслие, благородство и искромётный юмор. Заметив, как губы её сжались в нитку, а глаза недобро прищурились, заметив что-то за его плечом, харид проследил за её взглядом, после чего, извинившись, быстрым шагом двинулся к своей свите.
…И уже на подходе к ней, буквально, поймал стремящегося в сторону успевшей привлечь всеобщее внимание нагской пары Лилту, глаза которого метали молнии, а руки были сжаты в кулаки.
- Нет. Ты этого не сделаешь. Здесь. Наберись терпения, сэнни. Будь мужчиной, мой мальчик, - тихо шептал он по-харидски взбешённому парню, взяв его железной хваткой за плечи и подталкивая назад, к своим.
Лил не сразу, но послушался и до конца танца, стоя плечом к плечу с названым отцом, скрепя сердце, тяжёлым взглядом смотрел то на похотливую жирную тварь, то на теряющегося на его фоне юношу, кривясь, как от зубной боли, когда подмечал наполненные слезами глаза нажонка, дрожащие губы, лапку, впившуюся в плечо своего партнёра в тщетной попытке оттолкнуть, отстраниться, сбежать.
Последние аккорды, и танец закончился. Намисс, пряча глаза, спешно покинул зал. Его жених, напротив, глянув на всех взглядом победителя, важно прошествовал к другим нагам, бренча при каждом движении украшениями, совсем как коровы бубенчиками на заливных лугах дедушкиного имения, куда Лил ребёнком сбегáл от многочисленных нянек.
Парень уже дёрнулся, чтобы пойти вслед за Нами, но его удержал за локоть один из харидов, многозначительно кивнув в сторону приближающегося к Фарису иноземца в пёстрых нарядах в окружении целого выводка своих соплеменников, разряженных в такие же экзотические одежды: в таких случаях свите посла Харидана полагалось встать за его спиной подковой, не двигаясь до конца обмена приветствиями обеих сторон. Кроя по себя на все лады не ко времени подтащившегося, судя по одежде и характéрным татуировкам, месхийского князька, Лил застыл статуей, опустив глаза долу, чтобы взглядом случайно не выдать обуревающие его эмоции. Юного харида хватило минут на семь, не больше: сердце вдруг будто сдавили безжалостной рукой, а в душе поселилась сосущая тревога. Почему-то сразу пришло осознание, что в эту самую минуту плохо нажонку, и без промедления нужно найти его и защитить. Не говоря ни слова, Лилту сделал шаг назад, за спины товарищей, ломая подкову, и скользнул к двери, за которой недавно скрылся Намисс.
Он оказался в длинном коридоре, отделяющем парадный зал от жилой половины. Пустом. Только картины по стенам и между ними – огромные нефритовые вазы с не менее внушительными букетами. Куда идти? Где искать? И тут впереди, метрах в пяти от себя, он услышал приглушённый писк, раздавшийся непонятно откуда, и следом – злобные отрывистые фразы:
- Что выделываешься, шлюшка?! Всем глазки строишь, а от меня морду воротишь?!! Украшения не надел! Что, уже получше подарили? И скольким ты за них задницу подставлял? Сейчас я проверю, как ты берёг свою невинность для будущего супруга!
Кинувшись на голос, харид обнаружил в стене глубокую нишу с диванчиком, а на нём – ненавистного золотого нага, навалившегося на его (его!) мальчика всей тушей, зажавшего тому рот одной рукой, а другой – жадно шарящего по его заголённому телу, пытаясь жирными пальцами раздвинуть юноше одну из тех складок ниже талии, за которыми, насколько знал Лилту, у нагов скрывалось то, что у людей было принято прятать под повязками или шароварами. Нами, буквально, размазанный по дивану, пытался вырваться, но безрезультатно: против такой туши у него не было никаких шансов.
Одним взглядом охватив всю картину, Лил разъярённым тигром кинулся на спину мерзкой твари и, схватив его за плечи, отшвырнул от нажонка. Несомненно, ему это удалось только потому, что наг не ожидал нападения. Отброшенный к стене, посольский сортировщик глянул ошарашено, но очень быстро пришёл в себя, состроил презрительную гримасу и, приняв боевую стойку, прошипел:
- Этому заморышу подставился? Променял золото на мусор?! На шваль двуногую?! Сейчас я ноги любовничку-то и переломаю, чтобы за чужими сучками неповадно бегать было! А потом и тобой займуссссь…
Свивающийся в тугие кольца хвост и вытянувшиеся зрачки показывали, что наг в бешенстве. Нами, вскочивший после нечаянного спасения с дивана и забившийся в угол ниши, понял это и ужаснулся за хрупкого по сравнению с ним и, явно, более слабого харида. А безоружный Лил, здраво оценив противника, приготовился к защите, вспоминая всё, чему его учили полгода. Главное, увести похотливого мерзавца подальше от насмерть перепуганного юноши, потому что тот, вжавшись в угол и затравленно глядя на своего жениха, даже и не помышлял о побеге, хотя и представился шанс.
На стороне Лилту были ловкость и быстрота реакции, чем он и воспользовался, уйдя от стремительно выброшенного в его сторону мощного хвоста, взвившись чёрной птицей, и изменил в воздухе траекторию прыжка, оттолкнувшись от стены ногой, избежав тем самым смертоносной петли, в которую превратилась конечность противника при возвратном движении. Самоуверенного самца это, конечно же, привело в бешенство, и он подался вперёд, стараясь зацепить никчемного человечишку. Тому это и было нужно: прыжок за прыжком харид выманивал выведенного из себя Гаденшесса из ниши, не подпуская противника близко, но и не отрываясь далеко, потому что там, за спиной мерзкого женишка, оставался перепуганный до смерти мальчишка…
План Лила работал: с шипением выплёвывая проклятия, выставив вперёд полусогнутые в локтях руки с пальцами, хищно нацеленными на неожиданно прыткую жертву, наг метр за метром отдалялся от ниши; Нами наконец-то по стеночке выполз оттуда, но спасаться бегством пока не собирался (или не мог?), распластавшись по белому мрамору пилястры**, успешно конкурируя с ней по цвету. Надорванная по горловине туника свалилась с плеча, открывая багрово-синие следы от лап ползучего гада.
Эти-то синяки и задержали на лишнюю секунду взгляд харида, который успел перехватить Золотой. Не будучи тупицей, он тут же просчитал, на какую наживку сможет поймать юркого лягушонка, и, с гаденькой ухмылкой схватив тяжёлую вазу, повернулся в сторону юного жениха, застыв на мгновение, чтобы дать любовничку время оценить ситуацию, а потом с силой швырнул её, метясь в Намисса…
… Полукровке Лилу, почти всю жизнь проведшему вдали от соплеменников отца, призыв Тьмы почти не давался; те жалкие струйки чёрного дыма, что иногда срывались с ладони во время тренировок, вызывали только хохот у других воинов, поэтому сейчас парень и не пытался призвать её, просто всей душой он рванулся за злосчастной вазой, и так велико было его желание прервать её полёт, что чёрные клубящиеся ленты без каких-либо призывающих заклятий скользнули с ладоней харида, в мгновение ока оплетая покатые нефритовые бока. Его сил не хватило на создание каналов, достаточных для большого выброса Тьмы: ленты лишь на время задержали смертоносный полёт, но и этого хватило, чтобы, совершив головокружительный кульбит через сортировщика дипломатической почты, застывшего с разинутым ртом, Лилту успел вовремя оказаться рядом с нажонком и оттолкнуть его от стены, прежде чем в неё врезалась ваза. Он успел даже заметить, как в коридор ворвался Фарис, с ходу выпуская в сторону Гаденшесса мощный заряд Тьмы, буквально, спеленавший того с ног до головы. А потом Лилу в затылок отлетел большой осколок нефрита, и больше он не видел ничего…
***
Очнулся Лилту в незнакомом помещении. Ночью, судя по чернильно-чёрному небу за распахнутым настежь окном. Небольшая уютная комнатка. Стены из светлого резного дерева. Широкая кровать. В левом углу, на высокой подставке - ажурная клетка с льялами, маленькими изящными птичками, чьи перья ночью испускают неяркий мягкий свет, поглощённый ими днём.
Повернувшись направо, харид нос к носу столкнулся с дремлющим Нами, сидящим на полу у кровати, положив голову на одну с ним подушку. Почувствовав на своём лице дыхание, наг тут же вскинулся, просыпаясь, и сразу же попал в плен карих глаз. На лице сменялись недоумение, радость, смущение… Лапки, лежащие на простыне, вцепились в льняную ткань, шея напряжённо вытянулась.
- Где я? – хрипловатым со сна голосом спросил Лил, внимательно разглядывая бледное личико с алой полосой вдоль щеки, оставленной швом подушки.
- У меня в комнате.
- Почему?
- Твой господин сразу же, ещё в том коридоре, велел своим воинам нести тебя ко мне. А мне – указывать дорогу… Тебе неприятно здесь находиться? – голос дрогнул. – Я сейчас позову тётю…
- Не мели ерунды, и так голова трещит! – перебил, морщась, харид. – Почему меня не забрали в посольство? Что со мной?
- Твой господин даже речь не заводил о том, чтобы перенести тебя в посольство. Они о чём-то долго говорили с тётей, потом – с лекарем, затем – снова с тётей, и решили, что ночь ты проведёшь здесь. Тебя ранило куском вазы. И оглушило, наверное. Но, думаю, несерьезно, потому что твой господин и моя тётя уходили успокоенными и, как мне показалось, даже довольными чем-то…
- Вот заладил: господин, господин… - снова поморщился парень. – Фарис - лучший друг отца, сам мне как отец, - вновь внимательный взгляд глаза в глаза. - А ты?
- А я тут остался… - пожал плечами Нами. - Твой Фарис велел не отходить ни на шаг… Но я бы и без его приказа не отошёл! – горячо добавил он, комкая простыню.
- Я не про это… Как ты себя чувствуешь? – и тут же перебил сам себя. – А что ты на пол-то уселся? Кровать, вон, какая широкая!
- Да как же… Нельзя же… - залепетал нажонок, ещё шире распахнув глазищи.
- Опять реверансы?! – рассерженным котом зашипел Лил, демонстративно ощупывая затылок. – Добить меня решил?
Проглотив после этих слов все свои возражения, мальчишка шустрой змейкой перебрался через раненого при его спасении харида и, вдвое сложив хвост и вытянув руки вдоль тела, послушно улёгся на спину на пустующей половине кровати, повернув голову в сторону Лилту. Тот, видя такое старание не навредить его пошатнувшемуся в неравной борьбе с вазой здоровью, сдерживая улыбку, продолжил свой допрос:
- Ну, как ты?
- Я?.. – растерянно. - Нормально… Хорошо… - прикрыл глаза, глубоко вздыхая. – Правда, всё хорошо.
- Что хорошо?! – взбеленился харид, проворно сев на кровати. Резким рывком стянул с плеча Нами домашнюю простенькую тунику и ткнул пальцем в безобразный кровоподтёк. – Это хорошо?! Или это? – ещё один безжалостный тычок в синяк, наливающийся на скуле.
- Всё хорошо закончилось, – зашептал, натягивая тунику назад на плечо и давясь слезами, юный наг. – Ты снова спас меня. Я не знаю, смогу ли чем-нибудь отплатить тебе за всё, что ты для меня сделал.
- Откажись от этого жениха! – Лилту, сев на колени, наклонился к непонятно как за такой короткий срок ставшему ему очень дорогим мальчишке, взяв его за плечи.
- Я не в праве, – всё также лёжа плашмя, ответил нажонок. Слезы из внешних уголков глаз стекали к ушам, во взгляде – горькая безнадёжность. – Но его уже нет в стране. Отозвали. Тётя сказала, что он опозорил Таншшу-Асс.
- Будет ждать твоего возвращения дома? – Лил склонился ещё ниже, стараясь разглядеть в неярком свете живого ночника выражение глаз Намисса.
- Не знаю… Может быть… - шёпот ещё тише, ещё горче, ещё безнадёжнее… Закусил губу, чтобы сдержать рыдания.
Видеть таким светлого милого безответного Нами было невыносимо, и Лилту, вновь плюхнувшись на подушку, но уже вплотную к юноше, притянул того к себе за плечи, бережно обнимая, и, решив отвлечь, спросил:
- А что ты там бурчал, что тебе на кровать нельзя? Традиция какая-то? Или вы на них не спите?
Наг, шмыгнув пару раз носом, приподнял личико с плеча харида, которое ему заменило носовой платок, и удивлённо уставился в карие глаза:
- Так я же предназначен в младшие… А младший до бракосочетания не имеет права проводить ночь в кровати с чужим мужчиной. Даже просто спать… Если это откроется – позор на всю жизнь, если тот, с кем её провёл, не согласится жениться… А если нет, то никто другой свою судьбу с опозоренным связывать не станет, и из рода выгнать могут…
Лилту забыл, как дышать, во все глаза уставившись на чудо, доверчиво устроившееся на его плече. На ум пришёл рассказ юноши о приказе Фариса нести раненого именно в его комнату, оставить на ночь, глаз не спускать… А ведь рана пустяковая… О чём-то с тёткой Намисса шептались… Ушли довольные…
- Кто-нибудь придёт сюда утром? – уточнил Лил.
- Тётя с лекарем. Чуть свет… - непонимающе захлопал слипшимися от слёз ресницами Нами. – А что? – и тут по-своему истолковал напряжённый взгляд харида. – Ты не подумай… Я не навязываюсь… Я уйду, уйду сейчас… Никто не узнает… - и стал отползать, пряча глаза.
И тут все детали мозаики встали для спасителя юных нагов на свои места… Да ведь Фарис и нагайна, тепло относящиеся к своим подопечным, всё поняв про отношение мальчишек друг к другу, предложили им выход из положения! И, тихо рассмеявшись, харид перехватил свою юркую змейку на полпути с кровати, возвращая себе под бок.
- Куда?! Всё, попался! Никаких женихов больше – ты мой теперь, только мой! – полулёжа на высоких подушках, Лил, обнимая нага за худенькие плечики и тонкую талию, притянул его себе на грудь, уткнулся носом в светлую макушку и вновь рассмеялся от переполнявшего его счастья. – Не отпущу, слышишь? Просить будешь – не отпущу! – поцелуй в висок. – Пусть утром все увидят, кто станет супругом Намисса Ис'схатши аж девяносто шести лет от роду!
- Шестнадцати… По вашим меркам – только шестнадцати… Я младше тебя на полтора года, - прошёптал новоявленному жениху в ямку между ключиц нажонок, а потом, подняв голову и блестя глазами, продолжил недоверчиво. - Ты, правда, этого хочешь? Связать со мной жизнь? Сделать своим младшим?!
- Хочу. Очень хочу. Больше жизни хочу, - Лилту утонул во взгляде невероятных глаз цвета морской волны. – Если только ты захочешь связать свою судьбу с обычным воином-недоучкой. Равным браком. Без старших и младших. Потому что полтора года – не такая уж большая разница, - он шутливо чмокнул в нос ошарашенного Нами, продолжая внимательно смотреть тому в глаза, с замиранием сердца ожидая ответа.
- Если бы я мог выбирать, - юноша заполз по груди Лила повыше и, не разрывая зрительный контакт, стал кончиками пальцев гладить его по скулам, щекам, лбу, обвив при этом щиколотку хвостом, - то из тысячи женихов выбрал бы только одного обычного воина-недоучку с длинными волосами цвета воронова крыла, карими глазами, невозможными манерами и… и очень красивого! – смутившись от своего признания, уткнулся носом в шею харида, тут же вновь попадая в плен его сильных рук. Но через минуту у нажонка, ещё не пришедшего в себя от неожиданно свалившегося счастья и оттого боящегося его потерять или вдруг понять, что всё это было шуткой, розыгрышем, ошибкой, закрались новые сомнения, и он, попробовав отползти от Лилту (впрочем, безуспешно) дрожащим голосом продолжил. – Но я же хвостатый… Не человек… Ты же не можешь меня, такого… любить…
Лил, переполненный счастьем и нежностью к своему изумрудному чуду, весело хмыкнув, перекатился на кровати, подмяв под себя нага, навис над ним на локтях и, вновь целуя в нос, успокоил:
- Могу. И люблю. Вместе с хвостом люблю. И постоянными твоими реверансами. И с глазами вечно на мокром месте.
- И я! Знаешь, как!!! – Нами обвил лапками шею харида, глядя на него глазами, в которых счастье плескалось через край. – Хорошо, что вы лица за платками прячете, - улыбнулся он светло, - до сих пор никто не разглядел тебя, такого… такого… - зажмурился в смущении, смешно морща нос, - и не надел на тебя венчальный браслет.
А после этого сделал вещь, для него, прямо-таки, немыслимую – притянув Лила к себе за шею, сжатыми губами неумело, совсем по-детски поцеловал в губы. И тут же, сам испугавшись того, что сделал, попытался отвернуться, пылая щеками. Но не тут-то было… Лил, перехватив инициативу, углубил поцелуй, нежно, но настойчиво разомкнув никем не целованные ещё губы…А потом, через долгие-долгие минуты неторопливого тягучего поцелуя, где один весьма умело вёл, а другой, шалея от неведомых доныне ощущений, пытался – несмело, неуклюже – повторять движения губ, игру языка, они, тесно-тесно прижавшись друг к другу и переплетясь руками, лежали, пытаясь укротить сорвавшиеся на галоп сердца. Нами, обвив ноги своего нечаянного счастья хвостом и нежно поглаживая золотисто-зелёным кончиком косточку на щиколотке парня, горячо шептал ему на ухо припухшими от поцелуя губами, что он не будет обузой, что его любимый воин никогда не пожалеет о своём выборе, что он сможет за деньги давать советы купцам, внося тем самым свой вклад в семейный кошелёк, что он совсем-совсем непритязательный в быту… пока, уткнувшись этими самыми губами и носом в шею Лилту, не уснул, выжатый досуха невероятными по накалу событиями вечера и ночи.
А хариду не спалось… С лёгкой улыбкой уткнувшись носом в пушистую макушку и поглаживая спутанные кудри пальцами той руки, на которой устроился нажонок, он смотрел в темноту и думал, что пора вспомнить о своей второй, точнее, первой, родине, связаться с дядей, мисхóром-дéви идельсийского правителя, и предложить ему открыть здесь посольство, потому что им с Намиссом в этом чудесном жарком городе, где не обязательно прятать лицо под платком и где полно и хвостатых, и рогатых, и крылатых, будет комфортнее, чем в Деллáхе, Харидане или Наэше. В успехе этой задумки он, дядин любимчик, не сомневался. А если его чудо зеленохвостое захочет играться в советника по торговым вопросам, пусть играется по-крупному.
И тут это самое чудо отлипло от шеи Лилту и, подняв сонную мордашку, спросило:
- А что мы будем делать завтра?
- Пойдём на базар, - любуясь заспанным личиком своего без пяти минут супруга, ответил харид, - отмечать суточный юбилей нашего знакомства.
- И любви… - до сих пор припухшие губы расплылись в счастливой улыбке, глаза закрылись, и аккуратный носик вновь занял пригретое место на шее своего воина.
Любви? Одновременно встречи и… любви? Лил начал вспоминать по порядку всё, что произошло вчера (или уже позавчера?) на базаре… Навес… Собаки… Мальчишка с змеиным хвостом у него на руках… И, ещё крепче обнимая своё изумрудное сокровище, прошептал, засыпая:
- Да, и любви…
КОНЕЦ
* сэннú (идельс.)- названый сын, аналог крестника.
**Пилястра ( итал. pilastro от лат. pila «колонна», «столб») — вертикальный выступ стены, обычно имеющий (в отличие от лопатки) базу и капитель, и тем самым условно изображающий колонну.